Неточные совпадения
Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов
сильными крылами, вдруг останавливается распластанный на одном месте и бьет оттуда стрелой на раскричавшегося у самой дороги самца-перепела, — так Тарасов сын, Остап, налетел вдруг на хорунжего и сразу накинул ему на
шею веревку.
— Нет, — никого, — сказал Безбедов и так туго надул щеки, что у него налились кровью уши,
шея, а затем, выдохнув
сильную струю воздуха, спросил настойчиво и грубо...
Из тех трех женщин, которые
шили, одна была та самая старуха, которая провожала Маслову, — Кораблева, мрачного вида, насупленная, морщинистая, с висевшим мешком кожи под подбородком, высокая,
сильная женщина, с короткой косичкой русых седеющих на висках волос и с волосатой бородавкой на щеке.
Это был плотный господин лет под пятьдесят, широкий в плечах, с короткой
шеей и
сильной проседью в гладко зачесанных темных волосах и такой же бородке.
Шея у росомахи короткая, голова большая, удлиненная, ноги вооружены крепкими,
сильными когтями.
Шея короткая и очень
сильная; голова клиновидная; морда оканчивается довольно твердым и подвижным «пятачком», при помощи которого дикая свинья копает землю.
Сивуч относится к отряду ластоногих и к семейству ушастых тюленей. Это довольно крупное животное и достигает 4 м длины и 3 м в обхвате около плеч при весе 680–800 кг. Он имеет маленькие ушные раковины, красивые черные глаза, большие челюсти с
сильными клыками, длинную сравнительно
шею, на которой шерсть несколько длиннее, чем на всем остальном теле, и большие ноги (ласты) с голыми подошвами. Обыкновенно самцы в два раза больше самок.
Перед вечером первый раз появилась мошка. Местные старожилы называют ее гнусом. Уссурийская мошка — истинный бич тайги. После ее укуса сразу открывается кровоточивая ранка. Она ужасно зудит, и, чем больше расчесывать ее, тем зуд становится
сильнее. Когда мошки много, ни на минуту нельзя снять сетку с лица. Мошка слепит глаза, забивается в волосы, уши, забивается в рукава и нестерпимо кусает
шею. Лицо опухает, как при рожистом воспалении.
За завтраком у Стабровского Галактион неожиданно встретил Харитину, которая приехала вместе с Ечкиным. Она была в черном платье, которое еще
сильнее вытеняло молочную белизну ее
шеи и рук. Галактиону было почему-то неприятно, что она приехала именно с Ечкиным, который сегодня сиял, как вербный херувим.
Косачи, сидя на верхних сучьях дерев, беспрерывно опуская головы вниз, будто низко кланяясь, приседая и выпрямляясь, вытягивая с напряжением раздувшуюся
шею, шипят со свистом, бормочут, токуют, и, при
сильных движениях, крылья их несколько распускаются для сохранения равновесия.
Кожин не замечал, как крупные слезы катились у него по лицу, а Марья смотрела на него, не смея дохнуть. Ничего подобного она еще не видала, и это
сильное мужское горе, такое хорошее и чистое, поразило ее. Вот так бы сама бросилась к нему на
шею, обняла, приголубила, заговорила жалкими бабьими словами, вместе поплакала… Но в этот момент вошел в избу Петр Васильич, слегка пошатывавшийся на ногах… Он подозрительно окинул своим единственным оком гостя и сестрицу, а потом забормотал...
В половине июня начались уже
сильные жары; они составляли новое препятствие к моей охоте: мать боялась действия летних солнечных лучей, увидев же однажды, что
шея у меня покраснела и покрылась маленькими пузыриками, как будто от шпанской мушки, что, конечно, произошло от солнца, она приказала, чтобы всегда в десять часов утра я уже был дома.
Широко открыв рот, он поднимал голову вверх, а руку протянул вперед. Мать осторожно взяла его руку и, сдерживая дыхание, смотрела в лицо Егора. Судорожным и
сильным движением
шеи он запрокинул голову и громко сказал...
Она вдруг быстро закинула руки ему за
шею, томным, страстным и
сильным движением вся прильнула к нему и, не отрывая своих пылающих губ от его рта, зашептала отрывисто, вся содрогаясь и тяжело дыша...
Тулузов потом бросился к лежавшей на полу Катрин. Кровотечение у нее из плеча и
шеи было
сильное. Он велел ее поднять и положить на постель, где заботливо осмотрел ее ранки.
Мерно шел конь, подымая косматые ноги в серебряных наколенниках, согнувши толстую
шею, и когда Дружина Андреевич остановил его саженях в пяти от своего противника, он стал трясти густою волнистою гривой, достававшею до самой земли, грызть удила и нетерпеливо рыть песок
сильным копытом, выказывая при каждом ударе блестящие шипы широкой подковы. Казалось, тяжелый конь был подобран под стать дородного всадника, и даже белый цвет его гривы согласовался с седою бородой боярина.
«Особенность раба в том, что он в руках своего хозяина есть вещь, орудие, а не человек. Таковы солдаты, офицеры, генералы, идущие на убиение и на убийство по произволу правителя или правителей. Рабство военное существует, и это худшее из рабств, особенно теперь, когда оно посредством обязательной службы надевает цепи на
шеи всех свободных и
сильных людей нации, чтобы сделать из них орудия убийства, палачей, мясников человеческого мяса, потому что только для этого их набирают и вышколивают…
Лакеи — два уродливые старика, жившие единственно вину, были в половине с горничными и, сверх того,
шили на полгорода козловые башмаки с
сильным запахом.
Холодные, крючковатые пальцы касались
шеи Лунёва, — он, стиснув зубы, отгибал свою голову назад и всё
сильнее встряхивал лёгкое тело старика, держа его на весу.
Кончив петь, она гордо посмотрела вокруг и, опустившись рядом с Фомой, обняла его за
шею сильной рукой.
Стараясь решительно помочь беде, я угощал бабушку
сильным ударом по
шее, за которым следовало восклицание: «Ох, спасибо, выскочила!», а с другой стороны возвышенный окрик матери: «Ты как смеешь так бить бабушку?»
Расслабленные нервы графини не выносили шума. Граф вообще не любил, чтобы дети бросались на
шею, громко играли и говорили;
сильные изъявления каких бы то ни было чувств пробуждали в нем всегда неприятное ощущение внутреннего стеснения и неловкости.
Повергнутый
сильным толчком на землю, Буланин почувствовал, как чье-то колено с силою уперлось в его
шею. Он пробовал освободиться, но то же самое колено втиснуло его рот и нос в чей-то мягкий живот, в то время как на его спине барахтались еще десятки рук и ног. Недостаток воздуха вдруг придал Буланину припадочную силу. Ударив кулаком в лицо одного соседа и схватившись за волосы другого, он рванулся и выскочил из кучи.
Радуясь предстоящему бегу, Изумруд рванулся было вперед, но, сдержанный
сильными руками, поднялся лишь немного на задних ногах, встряхнул
шеей и широкой, редкой рысью выбежал из ворот на ипподром.
Он не испугался, не обиделся, а просто взял мою руку и отвёл её от
шеи своей, как будто не я его, а он меня
сильнее.
Когда он уезжал, особенно первое время, мне становилось одиноко, страшно, я без него чувствовала
сильнее значение для меня его опоры; когда он приезжал, я бросалась ему на
шею от радости, хотя и через два часа совершенно забывала эту радость, и нечего мне было говорить с ним.
Вошел и Федор Петрович во фраке, завитой à la Capoul с длинной жилистой
шеей, обложенной плотно белым воротничком, с огромной белой грудью и обтянутыми
сильными ляжками в узких черных штанах, с одной натянутой белой перчаткой на руке и с клаком.
Потом искусным движением он просунул свою руку сзади, под мышкой у Арбузова, изогнул ее вверх, обхватил жесткой и
сильной ладонью его
шею и стал нагибать ее вниз, между тем как другая рука, окружив снизу живот Арбузова, старалась перевернуть его тело по оси.
Оба борца были в черном трико, благодаря которому их туловища и ноги казались тоньше и стройнее, чем они были на самом деле, а обнаженные руки и голые
шеи — массивнее и
сильнее.
— Мне одной было бы здесь страшно. Алеша… Какой ты
сильный… Обними меня… Еще… крепче, крепче… Возьми меня на руки. Алеша… понеси меня… Она была легка, как перышко. Держа ее на руках, я почти бегом пробежал аллею, а Кэт все
сильней, все нервней обвивала мою
шею, целовала мою щеку и висок и шептала, обдавая мое лицо порывистым горячим дыханием...
По утрам он просыпался разбитым, с отекшими ногами, опухшим лицом и с такой
сильною ломотою в
шее, что несколько часов, пока разгуляется, должен был держать голову набок. И день свой он начинал получасовым мучительным кашлем, от которого вздувались вены на лбу и краснели белки глаз.
Он снова замолк, и Сашка почувствовал, как задрожала рука, лежавшая на его
шее. Все
сильнее дрожала и дергалась она, и чуткое безмолвие ночи внезапно нарушилось всхлипывающим, жалким звуком сдерживаемого плача. Сашка сурово задвигал бровями и осторожно, чтобы не потревожить тяжелую, дрожащую руку, сковырнул с глаза слезинку. Так странно было видеть, как плачет большой и старый человек.
Тяжело вздыхая и беспрестанно поворачиваясь, лежал Герасим и вдруг почувствовал, как будто его дергают за полу; он весь затрепетал, однако не поднял головы, даже зажмурился, но вот опять его дернули,
сильнее прежнего; он вскочил… перед ним, с обрывком на
шее, вертелась Муму.
Студент неуклюже подошел и нагнулся над ней, ощущая, сквозь
сильный аромат духов, запах ее волос. Ловкие, нежные пальцы забегали по его
шее.
Когда Менотти удалось с трудом растащить обеих женщин, Нора стремительно бросилась перед ним на колени и, осыпая поцелуями его сапоги, умоляла возвратиться к ней, Менотти с трудом оттолкнул ее от себя и, крепко сдавив ее за
шею сильными пальцами, сказал...
Согнутой
шее становилось больно от неудобного положения, и Андрей Николаевич попытался высвободить свою голову, но твердая рука только
сильнее прижала ее к горячей груди.
Как только я услышал крик Лоренциты (я в это время делал на седле сальто-мортале), я мигом спрыгнул на землю и очутился за кулисами… Увидев жену в объятиях Энрико, я бросился на него, схватил его за
шею, и мы оба упали и покатились по полу. Он был вчетверо
сильнее меня, но бешенство придало мне страшную силу.
Особенно некстати было все это именно в настоящее время, когда патриот только что сделал новое «пожертвование» и, чрез ходатайство фон-Саксена и иных
сильных людей в Петербурге, ожидал получения святой Анны на
шею.
В небольшой и легкой плетеной беседке, сплошь обвитой побегами павоя и хмеля, на зеленой скамье, перед зеленым садовым столиком сидела Татьяна Николаевна Стрешнева и
шила себе к лету холстинковое платье. Перед нею лежали рабочий баул и недавно сорванные с клумбы две розы. По саду начинали уже летать майские жуки да ночные бабочки, и как-то гуще и
сильнее запахло к ночи со всех окружающих клумб ароматом резеды и садового жасмина.
Юный всадник, с головой закутанный в бурку, припал к
шее своего четвероногого друга, крепче уперся ногами в стремена,
сильнее и круче натянул поводья.
И красное зарево, как следствие
сильного душевного пожара, разлилось по ее лицу и
шее.
Река становится темнее,
сильный ветер и дождь бьют нам в бок, а берег всё еще далеко, и кусты, за которые, в случае беды, можно бы уцепиться, остаются позади… Почтальон, видавший на своем веку виды, молчит и не шевелится, точно застыл, гребцы тоже молчат… Я вижу, как у солдатика вдруг побагровела
шея. На сердце у меня становится тяжело, и я думаю только о том, что если опрокинется лодка, то я сброшу с себя сначала полушубок, потом пиджак, потом…
Укусить руки Нилова до локтя он не мог, протянуть же морду к его лицу и плечам ему мешали пальцы, давившие его
шею и причинявшие ему
сильную боль…
Его
шея, которую только что обхватывали мягкие пахучие руки, казалось ему, была вымазана маслом; на щеке около левого уса, куда поцеловала незнакомка, дрожал легкий, приятный холодок, как от мятных капель, и чем больше он тер это место, тем
сильнее чувствовался этот холодок; весь же он от головы до пят был полон нового, странного чувства, которое всё росло и росло…
Я придумал, как можно подпереть изнутри мою дверь, но только что стал это подстроивать, как вдруг неожиданно, перед самыми глазами моими, моя циновка распахнулась, и ко мне не взошел, а точно чужою
сильною рукою был вброшен весь закутанный человек. Он как впал ко мне, так обвил мою
шею и замер, простонав отчаянным голосом...
В правлении общественного банка, в кабинете директора за приличной закуской сидят сам директор Рыков и господин с седыми бакенами, Анной на
шее и с
сильным запахом флер-д’оранжа. На бритой физиономии последнего плавает снисходительная улыбка, в движениях мягкость…
Безобразие старости выказывалось на ней теперь
сильнее, потому что
шея, сморщенная, как подбородок индейского петуха, была открыта.
Последняя вдруг бесшумно отворилась и заперлась. Чьи-то
сильные руки обхватили ее, и на лицо и
шею посыпались страстные поцелуи.
Кудрявый, болезненный мальчик, с своими блестящими глазами, сидел никем незамечаемый в уголку, и только поворачивая кудрявую голову на тонкой
шее, выходившей из отложных воротничков, в ту сторону, где был Пьер, он изредка вздрагивал и что-то шептал сам с собою, видимо испытывая какое-то новое и
сильное чувство.
Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкою
шеей и тонкими руками, с готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней еще живее и
сильнее чем когда-либо проснулись в его душе.